Неточные совпадения
— Понимаю — материн сожитель. Что же ты сконфузился? Это — дело
обычное.
Женщины любят это — пышность и все такое. Какой ты, брат, щеголь, — внезапно закончил, он.
Все чаще и как-то угрюмо Томилин стал говорить о
женщинах, о женском, и порою это у него выходило скандально. Так, когда во флигеле писатель Катин горячо утверждал, что красота — это правда, рыжий сказал своим
обычным тоном человека, который точно знает подлинное лицо истины...
Сквозь
обычную беззаботность и приемы
женщины, привыкшей к поклонению с первого дня рождения, прозвучала совершенно особенная нотка.
Вдова тоже приходила к отцу, хотя он не особенно любил эти посещения. Бедная
женщина, в трауре и с заплаканными глазами, угнетенная и робкая, приходила к матери, что-то рассказывала ей и плакала. Бедняге все казалось, что она еще что-то должна растолковать судье; вероятно, это все были ненужные пустяки, на которые отец только отмахивался и произносил
обычную у него в таких случаях фразу...
Однажды Вихров, идя по Невскому, увидел, что навстречу ему идут какие-то две не совсем
обычные для Петербурга фигуры, мужчина в фуражке с кокардой и в черном, нескладном, чиновничьем, с светлыми пуговицами, пальто, и
женщина в сером и тоже нескладном бурнусе, в маленькой пастушечьей соломенной шляпе и с короткими волосами.
Я воротился на двор, к Ардальону, — он хотел идти со мною ловить раков, а мне хотелось рассказать ему об этой
женщине. Но его и Робенка уже не было на крыше; пока я искал их по запутанному двору, на улице начался шум скандала,
обычный для нее.
Маска оказалась хорошенькой двадцатилетней невинной девушкой, дочерью шведки-гувернантки. Девушка эта рассказала Николаю, как она с детства еще, по портретам, влюбилась в него, боготворила его и решила во что бы то ни стало добиться его внимания. И вот она добилась, и, как она говорила, ей ничего больше не нужно было. Девица эта была свезена в место
обычных свиданий Николая с
женщинами, и Николай провел с ней более часа.
Белецкий сразу вошел в
обычную жизнь богатого кавказского офицера в станице. На глазах Оленина он в один месяц стал как бы старожилом станицы: он подпаивал стариков, делал вечеринки и сам ходил на вечеринки к девкам, хвастался победами и даже дошел до того, что девки и бабы прозвали его почему-то дедушкой, а казаки, ясно определившие себе этого человека, любившего вино и
женщин, привыкли к нему и даже полюбили его больше, чем Оленина, который был для них загадкой.
Он уже и в этот час, видел, что внезапно вспыхнувшее влечение к Поповой ломает и темнит в нём что-то милое ему, отодвигая эту
женщину в ряд
обычного.
— Я ее обожаю! — продолжал адвокат совершенно искренно, но со своею
обычною ленивою грацией. — Я люблю, но не потому, что я мужчина, а она
женщина; когда я с ней, то кажется, что она какого-то третьего пола, а я четвертого, и мы уносимся вместе в область тончайших цветовых оттенков и там сливаемся в спектр. Лучше всех определяет подобные отношения Leconte de Lisle. У него есть одно превосходное место, удивительное место.
По широким ступеням соборной лестницы тихо подымались темные фигуры мужчин и
женщин. Не было
обычной около церкви суматохи и нетерпеливого раздражения. Люди шли робко, точно утомленные, придавленные своими грехами, уступая друг другу дорогу, сторонясь и выжидая очереди.
— Да так! Некогда было пить, всё время думал… Я, надо сказать тебе, Сережа, увлекся серьезно, не на шутку. Она мне понравилась страшно. Да оно и понятно…
Женщина она редкая, недюжинная, не говоря уж о наружности. Умишко неособенный, но сколько чувства, изящества, свежести!.. Сравнивать ее с моими
обычными Амалиями, Анжеликами да Грушами, любовью которых я доселе пользовался, невозможно. Она нечто из другого мира, мира, который мне незнаком.
— Я не останусь в долгу у тебя, княжна, — произнес со своей
обычной тонкой усмешкой Керим, — и также назову себя, чтобы не слышать от слабой
женщины, почти ребенка, упрека в трусости: не простой барантач пред тобой, красавица. Я — Керим-Самит, бек-Джемал, из аула Бестуди.
Этот костюм —
обычный костюм и мужчин и
женщин.
В
обычных теоретических «умных» беседах Александра Михайловна ничем не выдавалась и производила впечатление обыкновенной интеллигентной молодой
женщины.
Кроме
обычных посетителей и просителей, нынче еще особенные: первый — это бездетный, доживающий в большой бедности свой век, старик крестьянин; второй — это очень бедная
женщина с кучей детей; третий — это крестьянин, сколько я знаю, достаточный. Все трое из нашей деревни, и все трое по одному и тому же делу. Собирают перед Новым годом подати, и у старика описали самовар, у бабы овцу и у достаточного крестьянина корову. Все они просят защиты или помощи, а то и того и другого.
Исключительных положений не терпит, однако, жизнь, и двух
женщин она привлекла к некоему правилу: кто-то добрый и влиятельный устроил Таисию на службу, впряг ее в работу, и она заработала, и началось терпимое и
обычное: вдовая мать-старуха и дочь на службе, существование бедственное, но возможное.
Строгие лица святых глядели на этих двух
женщин. Лицо игуменьи Досифеи, вставшей с колен и уже силою воли, видимо, преодолевшей первый порыв волнения, с
обычной строгостью обращенное на молодую девушку, имело сходство с ликами старинного письма, глядевшимися из киота.
И к
обычному тайному мужскому презрению к
женщине примешивалось чувство обиды: как она ни скромничает, а выходит, как будто она лучше всех, лучше судей, лучше присяжных заседателей и публики.
Какая
женщина не сделает
обычный глупый вопрос...
Жизнь Хвостовых вошла в свою
обычную колею, и несчастная
женщина не ожидала, что ей в очень недалеком будущем готовится новый удар.
Петербургская панель сделала свое дело, она осталась на ней и пошла
обычной дорогой падшей
женщины.
Наташа до такой степени опустилась, что ее костюмы, ее прически, ее невпопад сказанные слова, ее ревность — она ревновала к Соне, к гувернантке, ко всякой красивой и некрасивой
женщине — были
обычным предметом шуток всех ее близких.
— Слушай, — сказал раз Валя своей тете, отрываясь от книги. — Слушай, — повторил он с своей
обычной серьезной основательностью и взглядом, смотревшим прямо в глаза тому, с кем он говорил, — я тебя буду называть мамой, а не тетей. Ты говоришь глупости, что та
женщина — мама. Ты мама, а она нет.
В другое,
обычное время около нее всегда кто-нибудь оставался — из вежливости или любви к женскому обществу и разговору; а теперь она стояла одна на зеленой примятой траве и улыбалась с мягкой женской насмешливостью: было так естественно и все же немного смешно, что она, такая красивая
женщина, стоит совсем одна, заброшенная, и никто в ней не нуждается, и никому она не интересна, а они собрались своей кучкой загорелых и сильных людей, смеются, сверкая белыми зубами, дружелюбно касаются локтей и плеч и ведут свой особенный мужской, серьезный и значительный разговор.
Утром, когда я проснулся в
обычный час, в доме было необыкновенно тихо. Обычно в этот час уже начиналась жизнь, но теперь, после беспокойной ночи, все, даже прислуга, вероятно, еще спали, и во всем доме царила необыкновенная тишина. Я оделся и вышел в столовую, и тут увидел: на том столе, где вчера мы ужинали, лежала мертвая
женщина, обряженная так, как обыкновенно обряжают покойников.